— Нет, не единственным, — возразила Мина-ханум, — еще водовоз приезжал. И водитель Рагима Самедова, его зовут Бахрам.
— Когда приезжал Бахрам?
— Днем. Вместе со своим хозяином. Они приехали и сразу уехали. Я видела, как они уезжали.
— Анвер-муэллим был дома?
— Нет, он с ними приехал. Ой, — испугалась кухарка, — он просил меня не говорить про это. Вы никому не рассказывайте.
— Не расскажу, — пообещал Дронго. — Кто еще мог быть на ваших дачах?
— Больше никого, — твердо заявила она. — Здесь больше никого не было.
— Парвиз вчера не ездил на работу, а остался на даче. Вы не знаете, почему он вдруг оказался на соседней даче, а не на той, где он жил со своей матерью?
— Не знаю, — снова помрачнела она, — ничего не знаю. Мать его очень хорошая женщина. И жена прекрасная. Только он вчера не захотел на работу ехать и остался дома.
— И никуда больше не выходил?
— Может, и выходил, — неожиданно сказала она. — Только теперь люди его судить не должны. Он уже поменял этот дом на другой мир, и мы не вправе говорить о нем ничего плохого.
— Теперь давайте начнем снова и по порядку. Я уже объяснил вам, что пострадает Анвер-муэллим, если вы мне не поможете. И потом, подумайте сами, Мина-ханум, разве я стал бы сюда приезжать так поздно вечером, если бы не был другом вашей семьи? Я даже ваш дальний родственник. Можете пройти в гостиную и узнать у самого Анвера, правду я говорю или нет. У меня конкретная задача — помочь этой семье. Все, что вы мне скажете, останется у меня в памяти, и никто об этом не узнает.
— Вы действительно их родственник? — переспросила упрямая кухарка.
— Можете выйти и спросить, — предложил Дронго. — Если бы я был посторонним, я бы постеснялся так поздно приехать и беспокоить хозяев, на которых свалилось такое большое горе. Подумайте сами. Мы говорим уже минут двадцать, а они не заходят к нам на кухню. Значит, они сами разрешили мне поговорить с вами.
Кухарка все еще колебалась.
— Решайтесь, — уговаривал ее Дронго, — я никому не расскажу про ваши слова. Но мне важно знать, что здесь случилось.
— Они поругались, — осторожно сказала женщина. — Ой, мне страшно об этом вспоминать!
— Кто поругался?
— Парвиз. Я видела, как он ругался со своей женой. Когда я только пришла к ним на дачу, то сразу услышала их громкие крики. Потом мать пыталась их успокоить, но Парвиз разозлился еще больше и вышел из дома, хлопнув дверью так сильно, что посыпалась штукатурка.
— Вы слышали, как он ругался со своей супругой?
— Да, слышала. Но мы все ее жалели, знали, какой он легкомысленный муж.
— Что было потом?
— Не знаю. Я вошла в дом и увидела, как его жена плачет. А Парвиз ушел. Мы сидели целый час с его мамой, готовили долму. Она очень ругала Парвиза, говорила, что он мучает бедную Нармину. Потом я ушла, прошла через вторую дачу, как раз мимо бассейна.
— И больше никого не видели?
— Никого, — выдохнула она, прижимая руки к сердцу. Но было ясно, что она говорит неправду.
— А где была в этот момент Нармина? Она вам помогала готовить долму?
— Нет, ее с нами не было. Она тоже вышла из дома.
Дронго поднялся и зашагал по кухне. Она испуганно следила за ним.
— Вы не хотите меня понять, — сказал он, почти теряя терпение. — Мне нужно знать, что вы видели. И я в любом случае не пойду давать показания против семьи Самедовых. Неужели вы этого не понимаете?
— Понимаю, — она еще раз тяжело вздохнула, — но не могу больше ничего рассказывать. Они мне все равно как родные.
— Чтобы защитить ваших родных, я должен…
— Не нужно меня уговаривать, — перебила она его, — я сама бы вам рассказала. Но вы должны меня понять…
— Я все понимаю, но мне нужна ваша помощь! Скажите наконец, что вы видели!
— Парвиза, — тяжело выдавила кухарка. — Я видела, как он стоял у бассейна и кого-то ждал.
— Вы с ним поздоровались, когда проходили?
— Нет, я сделала круг, чтобы он меня не заметил.
— Кто-нибудь был рядом с ним?
— Нет, никого. Он стоял и ждал.
— Кого ждал? Кого он ждал? Вы видели, кого он ждал?
— Да, — произнесла кухарка, побледнев. — Он ждал нашу хозяйку. Я видела, как из калитки, разделявшей две дачи, вышла… вышла… вышла наша хозяйка… Больше я ничего не видела, смотреть не стала. — Кухарка вдруг расплакалась и сообщила: — Гюзель еще такая маленькая, совсем девочка. А мужчины пользуются ее слабостями, ее добротой…
— Это была она? — рявкнул Дронго, уже не сдерживаясь.
— Да, — опустила голову его собеседница.
Дронго устал. Теперь все вставало на свои места.
— А вы не слышали, о чем они говорили? — спросил Дронго.
— Нет, не хотела слышать. Это их личное дело, с кем встречаться и когда. Я ничего не видела в этом преступного или позорного.
— Поэтому же не хотели говорить? Я вам все равно не верю. Если все так было, почему же вы не рассказали об этом следователю прокуратуры или офицерам полиции?
— Они все связаны друг с другом, — убежденно ответила кухарка. — «Работники системы», как мы их называем.
— Вы в доме уже много лет, — продолжал Дронго, — постарайтесь ответить мне честно, встречались они раньше? Я имею в виду погибшего и вашу хозяйку.
— Что вы! — вскочила со стула Мина-ханум. — Как вы могли такое подумать! Разве моя хозяйка похожа на дешевых гулящих женщин? Нет, не похожа! Она встречалась с двоюродным братом своего мужа, хотела, наверное, поговорить. Вот и весь секрет.
— Боюсь, что судей и прокуроров не убедит ваш пафос, — пробормотал Дронго. — Значит, они раньше не встречались? Вы не видели или вам так кажется?